– Геннадий, добрый день! Предлагаю сначала познакомиться. По профессии вы аниматор и работаете в разных анимационных техниках. Как вы сами себя определяете?
– Добрый день. Подписываюсь я сейчас как «художник, режиссёр, аниматор и дизайнер». Эти четыре ипостаси присутствуют у меня уже много лет, но периодически меняются местами в зависимости от того, кем я на данный момент себя определяю, в порядке убывания. Они же и фиксируют мою профессиональную биографию: начинал я с дизайна, закончив по этой специальности Академию искусств, затем работал аниматором, а уже потом и режиссёром. Художником я был всегда, но только если раньше я отодвигал эту роль на задний план, то сейчас она на первом месте, где ей на самом деле всегда и следовало находиться. Мой главный интерес и приоритет сейчас это работа в области современного искусства вне зависимости от его вида, интердисциплинарно. В данный момент я работаю с экспериментальным кино и анимацией, так как я имею большой опыт в ней и мне этот медиум близок. Но я не ограничиваюсь только ею, задействую также другие виды искусства и планирую в этом направлении продвигаться и дальше.
– Расскажите, как вы узнали о фестивале невидимого кино и почему решили отправить туда свои работы?
– За давностью лет я уже точно и не вспомню как. Но подозреваю, что скорее всего я увидел объявление о приёме работ на этот новый фестиваль в группе книжного магазина «Порядок слов», который я люблю посещать. Так как я поддерживаю любую инициативу в близкой мне области «экспериментального искусства» то я не мог её проигнорировать. Считаю, что чем больше будет таких мероприятий, где могут встречаться и общаться единомышленники тем лучше.
– Как вы пришли в анимацию и, в особенности, в документальные анимацию? Можно ли сказать, что это ваш способ смотреть на мир вокруг?
– В анимацию я пришёл в сознательном возрасте во время учёбы в Академии. Как ни странно, до этого я ею не интересовался. В детстве любил мультфильмы так же, как и остальные дети, но никогда не мечтал стать аниматором. Меня больше интересовала палеонтология и анатомия. Хотя в то же время я уже тогда делал свои первые «флипбуки», зоотропы, писал собственные иллюстрированные фантастические романы, рисовал комиксы и делал ещё много чего. Как окажется позже неспроста.
– Давайте обсудим "283 лягушки". Когда я посмотрела этот фильм то, признаюсь, была в восторге. Мне никогда не приходилось в голову, что лягушки засыпают в одной из фаз движения. Как вам удалось это заметить и пересобрать их в, по-сути, анимацию и вернуть им жизнь?
– Спасибо. Это моя дебютная работа в области экспериментальной анимации и её я считаю своим началом и переходом в современное искусство. Работа родилась случайно, когда я наткнулся на эти сплющенные трупики лягушек и как профессиональный аниматор не мог не использовать такой странный, но интересный материал в своей работе. Тем более он удачно вписывался в определение «анимации», что в переводе означает «одушевление», а вся хтоничность темы меняется на жизнеутверждающую, скажем так.
–- Как долго пришлось собирать материал? Какие чувства вы испытывали при этом?
– Ранней весной 2013 года я вернулся из Питера в белорусский город Гродно, откуда я родом и катался за городом в заболоченных местах на велосипеде. Это было как раз время брачных миграций у лягушек, когда они «толпами» ползут из одного болота в другое через дорогу и иногда их давят автомобили. Я снял их на мобильник.
– Смерть или "мертвое" является центральным персонажем этой работы ( и "156 голубей"). Часто ли она появляется в ваших работах или это была случайность и найденный материал продиктовал тему?
И то и другое. Не интересуйся этой темой вряд ли бы я стал собирать коллекцию фотографий мёртвых голубей, которую я начал ещё задолго до лягушек. Тема смерти интересовала меня с детства и уже тогда у меня было множество странных увлечений и неоднозначных творений. Хочу успокоить, ничего противозаконного). Я не выношу сцен насилия, крови и боли, не интересна мне также депрессия и уныние. Я оптимист по натуре. Тема смерти меня привлекает скорее в своей эстетической и философской форме. Кроме того, у меня странным образом на это наложился ещё в детстве и юности почти научный интерес к палеонтологии и анатомии.
– Какой ваш опыт повлиял на то, как вы снимаете фильмы? Какие главные темы и стилистические особенности своего творчества вы выделяете?
– Думаю, как и у многих творческих людей и не только мои темы и взгляд на мир был сформирован в детстве, по крайней мере какая-то база. В детстве я был очень активным в творческом плане ребёнком – бесконечно что-то рисовал, лепил, мастерил, придумывал, организовывал. Самые счастливейшие периоды жизни тогда я проводил на летних каникулах у бабушки в белорусской деревне, где я всё время с чем-то творил, и природа вокруг была для меня моим главным источником знаний.
– Есть ли будущее у документальной анимации? Какие новые медиумы и форматы могут дать этой области анимации новое развитие, на ваш взгляд.
– Могу сказать, что она определённо будет востребована и важна, так как она решает важную проблему документального кино – отсутствие материла. Иногда он может быть не снят по разным причинам или быть утерянным. И в таком случае средствами анимации мы можем воссоздать эти недостающие сцены, причём как реальные сцены, так и, к примеру, в воображении или восприятии героя. Это даёт широкие выразительные возможности, недоступные прежде документальному кино. Да, в рукотворной анимации вероятно меньше правдивости, но с другой стороны её стопроцентной нет и в любом другом документальном кино с момента нажатия кнопки “rec” на камере.
– Посоветуйте 3 документальных анимации, которые вас впечатлили, для наших читателей
– Я давно не смотрел документальную анимации, поэтому не могу дать экспертный совет. Для меня её интересным образцовым примером были анимационные вставки с юным Куртом в фильме «Курт Кобейн: Чёртов монтаж» (2015).
– Важно ли аниматору или любому другому творцу создавать свои личные проекты, помимо работы? Поделитесь планами р будущих арт-работах.
– Безусловно. Это как спросить человека, хочешь ты жить своей жизнью или чужой, навязанной кем-то другим. Ответ очевиден. И надо стараться постепенно выходить к пропорции, когда личные проекты занимают большую часть времени, в идеале 100% от общего рабочего времени. И тогда будет счастье. Для меня это пока несбыточная мечта, но я не сдаюсь.
У меня огромное количество нереализованных идей, накопившихся за годы и у меня есть страх, что я с такими темпами могу так их и не осуществить в этой непрекращающейся борьбе за выживание. К сожалению, экспериментальное, как и вообще современное искусство не приносит денег за очень редким исключением. Приходится вести двойную жизнь и тратить уйму времени на коммерцию в ущерб творчеству.
– Как вы для себя определяете, что такое невидимое кино?
– Думаю его можно расшифровывать двояко. С одной стороны, это искусство, которое занимается невидимыми «материями», как например медиумом, который как бы по умолчанию прозрачный, то есть невидимый - намёк на «экспериментальщину». Либо это могут быть какие-то нематериальные метафизические темы, не видимые глазу. С другой, это кино, о котором никто не знает и скорее всего не хочет ничего знать. Для них это невидимое кино, которого не существует, так как это вообще не кино, а хрен не пойми что.
(1)
(2)
(3)
(4)
(5)
(6)
(7)
(8)
(9)
(10)
(11)
Режиссура в коммерческой анимации сейчас стоит у меня вторым номером и является моей оплачиваемой работой. Аниматором я уже много лет не работаю, с тех пор как перешёл в режиссуру.
В начале нулевых, когда я был студентом на факультете дизайна у меня появился мой первый компьютер и я с головой погрузился в 3D графику и анимацию, всё свободное время вместо тусовок убивая с 3D Max, Maya, After Effects и т.д. Тогда же я понял, что хочу делать 3D мультфильмы, где я могу быть одновременно сценаристом, режиссёром, актёром, оператором, осветителем и художником-постановщиком. Пиксаровские мультфильмы на большом экране кинотеатра поражали мощью своего воздействия на зрителя и я хотел обладать такой же силой влияния. После окончания учёбы у меня не было никаких сомнений в каком направлении мне дальше двигаться.
Себя я не отношу к области документальной анимации и в принципе никогда ею не занимался. Хотя, наверное, какие-то её элементы можно найти в той же работе «283 лягушки», где снимались реальные лягушки, своего рода «найденные объекты», но не в терминологии сюрреализма.
А через год по воле случая я снова попал в это же время в это же место и снова увидел похожую картину. И пополнил свою странную жуткую фотоколлекцию ещё десятками. Два года они у лежали в памяти смартфона пока я не решил от неё избавится, сделав анимацию.
Чувства при работе я испытывал только положительные, потому что, когда я занимаюсь любимым творчеством я счастлив и ощущаю полноту жизни. А раздавленные лягушки при всей своей жуткости были ещё к тому же забавны и нелепы в своей трагикомичности. Они были высушены и поэтому лишены всех неприятных откровенных деталей, иначе я бы такое не снимал, так как я чуток к таким вещам.
Тема таинственного страшного меня тоже всегда очень притягивала. В детстве я любил пугать и нередко устраивал друзьям и родственникам страшные розыгрыши. Любил детские страшилки и сам же их придумывал. Так что тема страха для меня была и возможно до сих пор остаётся одной из самых частых. Возможно, таким образом я работал над своими страхами, коих у меня немало.
Последние девять лет я изучаю историю искусства 20 века от модернизма до современного искусства, что также повлияло на мои взгляды и мышление. В данный, как я считаю, начальный период своей деятельности в этой области я занимаюсь экспериментальным кино или видеоартом, условно, без какой-то продуманной стратегии и последовательности. Я не занимаюсь «исследованием» чего-либо, а просто делаю то, что мне интересно и что я могу в первую очередь реализовать без больших временных и трудовых затрат. Как мне видится в данный момент, меня привлекают концептуальные минималистичные работы в области кино и анимации, где я пытаюсь работать с какими-то его базовыми компонентами. Даже если я переизобретаю велосипед, я делаю это по-своему.
Планов у меня много. Будет как минимум в ближайшее время несколько экспериментальных видеоработ, в том числе и анимационных. А также, надеюсь, я сделаю таки и 3D работы, «виртуальные скульптуры» как я их определяю.
– Есть ли у вас привычка снимать видео о своей повседневной просто так не для того, чтобы создать фильм?
– У меня были такие идеи, но пока я такое не делаю. Единственное, что подходит под эту концепцию это текущая незаконченная работа, которую я начал много лет назад, где я собираю и склеиваю собственные магазинные продуктовые чеки в одну длинную киноленту, которая уже представляет из себя мой гастрономическо-финансовый ежедневник, отчёт. Вероятно, это будет бескамерная анимация.
(12)
– Дайте совет начинающим авторам, как же все-таки снять невидимое кино?
– Главный совет это не ждать подходящего момента, а брать и начинать это делать прямо сейчас. Подходящего момента никогда не будет. Делать надо как можно больше работ и не бояться ошибиться. Не халтурить, но и не быть перфекционистом. И обязательно выработать толстокожесть к критике тех, кто не понимают твоё творчество, не позволять им негативно на тебя воздействовать. Делай только то что тебе интересно и ты любишь, не оглядываясь чужие предпочтения и модные тренды.
(13)
И ещё нужно понять, что экспериментальное кино не лучше и не хуже традиционного, а является его приложением и как-бы заполняет его пустоты. Поэтому чтобы работать в этом поле надо разбираться и уметь работать в его классической форме, понимать законы драматургии, монтажа, работы с камерой, светом, короче иметь ремесленную базу. Если вы, конечно, не садист и не хотите намеренно пытать зрителя.
И обязательно знать историю искусства двадцатого века, так как ноги растут оттуда и там просто богатые залежи идей.
This site was made on Tilda — a website builder that helps to create a website without any code
Create a website