– Глеб, добрый день! Давайте немного познакомимся. Можно найти множество проектов вашего авторства, где вы выступаете в разных ролях: поэтому, драматург, режиссёр, публицист. Как вы сами себя определяете?

– Да никак не определяю. Глеб Колондо – ну и всё, пожалуй. Наверное, можно сказать, что я журналист, потому что именно этим я занимаюсь как работой. Ну, надо же где-то работать. А всё остальное – ну вот, иногда хочется пьесу написать: чего бы не написать. А иногда фильм снять – ну чего бы не снять, если время есть и настроение хорошее. А когда начинаешь себя определять, то это же такая ответственность: вот, мол, я, драматург, значит, надо писать только пьесы, с театрами общаться, как-то прям основательно в это лезть и серьёзно там существовать. А я не хочу основательно, да и ответственно тоже, наверное, не хочу. Так что, Колондо и Колондо. Хорошее слово и, что самое главное, непонятно, чего значит.

– На сколько важной частью вашей жизни является кино? Это одна из сфер вашей деятельности или нечто большее? Когда и как появился интерес?

– Мне кажется, я всегда смотрел очень много кино, пусть и поначалу оно было, в основном, анимационное – всё равно кино ведь. Когда мне было лет пять, вместе с мамой и папой мы сняли мой первый фильм, который никак не назывался, зато рассказывал криминальную историю со стрельбой и последующей поимкой, и разоблачением преступника. За один вечер мы его сняли, прямо в квартире. Мама держала камеру, папа играл бандита, а я майора Пронина в пиратском костюме – это был мой любимый наряд. Конечно, ничего не монтировали, потому что никто этого не умел – просто записали всё по порядку на камеру, со всеми неудачными дублями, в которых я плакал и ругался, что родители всё делают неправильно, а потом переписали на кассету. Мне кажется, это лучший мой фильм. Он даже был как-то раз на фестивале невидимого кино под названием «Детектив» и, если не путаю, получил приз зрительских симпатий. Потом, уже во время учёбы в университете, я узнал, что кино бывает не только такое, какое показывают в кинотеатрах или по телевизору, но и очень старое и забытое, и уже поэтому необычное, или просто какое-нибудь странное, авангардное. Невидимое, короче говоря. В 2013 году на втором курсе СПбГИКиТ под руководством преподавательницы по Истории зарубежного кино Светланы Викторовны Хлыстуновой я написал курсовую работу о жизни и творчестве актёра Белы Лугоши. Это принесло мне очень много радости – столько, сколько я, кажется, ни разу не получал от написания сценариев или пьес. А потом эту статью опубликовали в журнале DARKER – моя первая публикация. Тогда я, наверное, понял, что мне нравится писать о кино, исследовать его. Особенно, если это что-то не очень известное, о чём по каким-то причинам не написали много статей и книжек, во всяком случае на русском языке. И с тех пор вот уже девять лет пишу про кино, почти без перерыва. Недавно то, что я пишу, стал иногда публиковать журнал «Сеанс». Это очень приятно.

– У вас много проектов, которые хоть и являются разными по формату, все же являются смежными областями. Помогает ли такой разносторонний подход в работе? Посоветовали бы начинающим режиссерам изучать множество сфер одновременно или наоборот, в начале пути необходимо сосредоточиться на чем-то одном?

– Я как-то сторонюсь обобщений. То есть, мне саму, видимо, это нравится, но это не какой-то сознательный подход, который я могу рекомендовать или не рекомендовать. Просто так вот сложилось, и я не думаю, что мне хочется, чтобы было по-другому. Может, это оттого так вышло, что я всегда любил КВН – хотя ни разу в него не играл, но всегда смотрел. Мне нравится идея, когда один и тот же человек может быть сразу и режиссёром, и сценаристом, и артистом, и художником сцены, и реквизитором, и звуковиком. Но при этом всё это как бы не всерьёз. Главное, что ты сам чувствуешь радость и гармонию с миром от того, что происходит. А ещё очень классно, что каждый КВН – это что-то новое, это не такой спектакль, который сначала нужно год готовить, а потом десять лет играть. Быстро придумал, сразу же, пока не перегорело, воплотил, порадовал себя и, если повезёт, других. А потом сразу начал делать что-то ещё. Не то что бы я уверен, что это самый верный подход в мире. Но мне так нравится.

– Расскажите о других ваших проектах, которые были бы интересны любителям невидимого кино.

– Чего-то не очень люблю слово «проекты», мне кажется, его сейчас как-то стало уж очень много. Построили сарай в деревне – уже проект. Хотя, может, это я просто ворчу по-стариковски. Короче говоря, вместо слова «проект» применительно к себе я обычно говорю что-нибудь менее претенциозное, например – штуковина. Из моих штуковин, наверное, моя самая любимая называется «Насекомая культура». Это такой паблик в контакте, который я соорудил в конце 2017 года. https://vk.com/nasekomaya_kultura Когда-то в интервью журналу TJ я приврал, что это название «подарил» моему деду Сергей Курёхин, а дед завещал его мне. Это было первое моё в жизни интервью, я обалдел от радости, ну и давай врать – мне казалось, что так интереснее будет. На самом деле, это название подсказала мой хороший товарищ Галя из Иркутска. Так называется альбом Курёхина и «Новых композиторов», но тогда я об этом не знал. Смысл существования паблика – поиск, сбор, а иногда и производство всяких разных объектов искусства, связанных с насекомыми. Насекомые – это ведь тоже очень невидимые существа. Их обычно или не замечают, или боятся, или считают, что все они паразиты. Это нормально, в мозг человека по умолчанию встроены разные функции – чего надо бояться, чего замечать, а чего нет. Но, если попытаться немного обойти эти функции – всё равно что отключить антивирус, чтобы установить на компьютер какую-нибудь прикольную нелицензионную программу – оказывается, что насекомые очень интересные, о них очень классно думать, читать, осмыслять их. Найти интересный образ насекомого в искусстве и описать его – так же классно, как для учёного-биолога найти редкую бабочку, наверное. Или как для меня, когда я не «насекомый культуролог», а журналист – найти редкий здоровский фильм, посмотреть его и рассказать о нём в каком-нибудь журнале. Ну, или просто посмотреть и порадоваться.

– Давайте обсудим ваш фильм "все (не все) иллюзия (или)", который был показан на фестивале. В нем очень много литературы и текста в разных его проявлениях: аудио поэма за кадром, титры размышления, случайные граффти. Сказывается ли ваш писательский опыт на том, как вы снимаете фильмы? Задумываясь о новом фильме вы приходите к осмысленной концепции через текст или через картинку? Текст рождает визуальность или визуальность рождает текст?

– Мне кажется, я не прихожу к осмысленной концепции, даже когда фильм давно снят и выложен на ютуб, а я уже про него подзабыл и занялся чем-то ещё. Но опыт, наверное, сказывается – по-моему, всё сказывается на всём, и все сказываются на всех, ну и так далее. Вообще, я действительно увлечён буквами. Они интересные и такие же красивые, как картины. Мне кажется, я не вижу между картинкой и текстом какой-то сущностной, что ли, разницы.

С фильмом «Всё (остальное) иллюзия» – зачем-то перед отправкой на фестиваль я придумал ему более навороченное название с кучей скобочек, которое мне теперь совсем не нравится – было так. Я посмотрел фильм «Америга» братьев Алейниковых. И обалдел – как-то я раньше не думал, что кино можно снимать как будто совершенно не заморачиваясь. Но при этом выходит, на мой вкус, гораздо интереснее, чем когда заморочишься. Есть поговорка – семь раз отмерь, один раз отрежь. Мне кажется, это хорошо в работе, а в творчестве мне нравится, когда ни разу не отмерил и стал быстренько резать наугад. А вдруг чего-то интересное выйдет? Перед тем как снять «иллюзию», я уже года четыре ничего не снимал. Потому, когда в старшей школе я решил продолжить начатую в пять лет «кинокарьеру», оказалось, что я разучился не заморачиваться. И пытался снимать «типа» серьёзно – брал у отца камеру, на штатив её ставил. Не понимал, что на штатив и с камерой – это не моё. Снимал что-то несколько лет, всё меньше от этого получал удовольствия – и бросил. А потом посмотрел «Америгу» и понял – вот как мне нравится, вот как надо. Тут же взял мобильный телефон, вышел на улицу и стал записывать всё подряд. Там, в фильме, где закадровый голос – практически всё это, кроме стихотворения «Иллюзия» Майка Науменко, я тогда же, по ходу, наимпровизировал. Потом только перезаписал на диктофон, причесал чуть-чуть.

То есть, это, вообще-то, такое эпигонство, подражание, хотя и на свой лад. Но я не думаю, что эпигонство – это плохо. Вдруг кто-то не видел «Америгу» или чего-то в таком духе, но случайно увидел «иллюзию» и тоже перестал заморачиваться. Это классно же. Один из моих любимых моментов в «Америге», когда герои телепортируются, кажется, из Франции в США. Об этом сообщает закадровый голос, а на экране при этом какие-то чуваки заходят в кабинку общественного туалета. Типа, это телепорт. Для меня это стало откровением – зачем тратить на кино кучу денег, делая навороченные спецэффекты, если можно с одного дубля снять, как кто-то на улице садится в кабинку и добавить закадровый голос, и получится и оригинальнее, и смешнее. Конечно, иногда и со спецэффектами кино надо снимать – зрителю же надо куда-то сбегать от реальности. Фильмы вроде «Америги» для этого не очень подходят. Но самому снимать мне хочется только что-то вроде «Америги». А долго, длинно, с бюджетом – это же я с ума сойду.

– Если честно, смотря фильм я почти до конца была уверена, что "тема иллюзии не раскрыта". Но финальные зимние кадры заставили меня кардинально поменять свое мнение и воскликнуть: "вау! Так вот о чем это все!". Вы учились где нибудь режиссуре или то результат насмотренности и самостоятельной практики?

– Я учился год на режиссёра-мультимедиа, но потом бросил, потому что режиссура, то есть, работа в коллективе, длительная причём, это не моё. Поступил на сценариста. Это проще, потому что можно работать без коллектива, но всё равно я этим не занимаюсь, потому что это, ну, индустрия. Это серьёзно очень.

К своим фильмам я обычно сценарии не пишу. Иногда только заметки какие-нибудь. Если пришло чего-то в голову, но сразу начать снимать не получается – можно записать, чтобы не забыть. Ну, или чтобы дать почитать кому-нибудь. Иногда необязательно снимать – придумал, прикинул в голове, как это могло бы быть, порадовался, ну и ладно. Вот мне для одного фильма нужен костюм гигантского насекомого, и чтобы это насекомое в речке зимой плавало. Ну, и где я его возьму? Так что, я этот фильм у себя в голове снял. Может, потом как-нибудь выну из головы. А нет – так и нет.

– И ещё один вопрос про финальные кадры. Получается, они были сняты через какое-то время после съёмки основного материала? Так было задумано изначально или, начав собирать фильм, вы подумали, что для финала было бы хорошо добавить зимний пейзаж? Сколько по времени заняли съёмки фильма?

– Да, финальные кадры с зимой были сняты через полгода после всего остального – то есть, зимой. Действительно, изначально так не было задумано. Я домонтировал до титров и подумал – а вот зиму бы сюда. Но зима только через полгода. Ну, и я на полгода сделал вид, что это у меня такой слезливый финал – титры под музыку и всё. Чтобы не нервничать, а то полгода жить с мыслью, что фильм не окончен – это же никаких нервов не хватит. Через полгода доснял, домонтировал. Так что, можно сказать, что съёмки заняли полгода, но это только так называется, потому что на самом деле я на хождения с телефоном потратил меньше суток. Ну, и монтаж ещё, обдумывания всякие. Но всё равно недолго.

– Во второй части фильма есть вставки с документальной съёмки вашей семьи. Кажется, что они совсем не обращают внимание на камеру, в отличие от девушки с зонтиком. Привыкли? В чем особенность съёмки людей для документального фильма? Нет ли у вас чувства скованности, когда снимаете людей?

– Привыкли, наверное. Я перед семьёй чего только не вытворял – их уже трудно удивить. Но, кстати, баба Аля в кадре, где играет песня группы «Квин», не видела камеры, находилась в своих мыслях. Это для меня очень дорогой кадр.

А девушка с зонтиком – это моя одноклассница Катя. Как-то раз она у меня снималась в короткометражке про безумного учёного. Она, вообще, боевая, успела даже в китайской тюрьме посидеть. Но вот зонтиком тогда закрылась – видимо, что-то её на тот момент не устраивало в происходящем. Но мне всё равно захотелось сохранить это мгновение.

Чувство скованности, конечно, есть, когда я снимаю посторонних людей. Поэтому я их обычно и не снимаю. Люди ведь непредсказуемые, если кого-то просто так начать снимать на улице, можно и в глаз получить. Что тоже очень интересно с точки зрения искусства и в фарсовом духе обыгрывает «кино-глаз» Дзиги Вертова. Но к такому уровню самоотверженности я пока не готов. На сегодняшний день мои самые востребованные артисты – это сам я, моя жена Лена, наш плюшевый кот Пуджик и попугаиха Кося.

Как вы сами для себя определяете что такое невидимое кино?

– В старину у ярославской абсурдистской команды КВН «Дасистфакт» была такая реплика: «Как говорил Гайдар: всё обоснуешь – себе не оставишь». Я до сих пор не понимаю толком, что это значит, и поэтому мне это нравится. Когда всё понятно, это, конечно, хорошо, но есть в этом какой-то подвох. Как будто транквилизатор принял и стараешься не думать, что его действие однажды закончится. А когда непонятно – это страшно, но иногда ещё и интересно, это цепляет.

Короче говоря, мне кажется, что невидимое кино – это хорошее словосочетание, которое вполне определяет само себя. Когда-то у Алексея Гусева в том же «Порядке слов» был цикл лекций – невиданное кино (а может, и сейчас есть). Видимо, это такой привет Гусеву маленько – только не невиданное, а невидимое. Вообще, вроде, всё понятно же – невидимое кино, значит, что его не видно. Но это не значит, что его нельзя увидеть. Человека-невидимку тоже можно увидеть – в дождь, например, когда по нему вода стекает. Или если он покрасится.

– Есть ли у вас привычка снимать на камеру окружающий мир, даже без мысли о том, что этот материал пойдёт в фильм? Если да, можете поделиться каким нибудь недавно сделанным примером?

– В последнее время я очень люблю записывать видео с нашей попугаихой Косей. Здесь мы с ней обсуждаем особенности полового поведения у самок корелл (так называют птичек семейства какаду с оранжевыми щёчками)

А это короткое я видео записал прошлым летом неподалёку от дома. Мне показалось, что это мелодрама. Всё перекопано, рабочий сидит в бульдозере и грустно смотрит в экран телефона и на всю улицу у него из колонок «Алёшка» группы «Руки вверх»

– Дайте совет начинающим авторам, как же все-таки снимать невидимое кино?

– Я думаю, что к этому вопросу мы вернёмся лет через пятьдесят, когда Дарина Поликарпова с соратницами откроют Всесоюзный Институт Невидимой Кинематографии. Тогда будут невидимые учебники, методички, и всё, наконец-то, станет понятно.

Пока что мне кажется, что тут дело не в том, как снимать. Наверное, по-разному можно – даже на настоящую камеру со штативом и с бюджетом. Главное, чтобы было самому интересно и приятно. А если интересно и приятно, то по большому счёту неважно, что вышло, невидимое кино, или видимое, или сарай в деревне. Хороший сарай – это ведь не хуже, чем хороший фильм. А может, и лучше даже, для тех, кто понимает.

Вообще, мне кажется, здорово бы было лет на пять хотя бы прекратить финансировать кино, чтобы в нём остались только энтузиасты, которые могут находить бюджет из воздуха или совсем без бюджетов работать. А все эти миллионы от министерства культуры вложить в медицину, например, или в науку, в освоение космоса. Фильмов-то сейчас дофига, смотреть не пересмотреть. А вот космоса и здоровья не хватает.

(1)

(2)

(3)

(4)

(5)

(6)

(7)

(8)

(9)

(10)

(11)